От медицинской и психиатрической экспертиз требуют строгого соответствия определенным методическим стандартам. Не то с религиоведческой экспертизой: здесь, как правило, специалист используется только как эрудит в соответствующей области. Вы изучали религиоведение в университете, защитили диссертацию, имеете научные труды, значит, вы годитесь для того, чтобы выносить заключение по тем или иным проблемам, связанным с религией.

Насколько правомерно именно такое применение специальных религиоведческих познаний в правовой или околоправовой сфере? Думается, что ответ должен быть категорично отрицательным.

Религиозная жизнь бесконечно разнообразна. Большинство религиоведов специализируется по одной какой-нибудь религии (как правило, уже хорошо изученной) или по группе родственных религией. Даже если религиовед охватывает своей эрудицией все известные до сих пор религии, что само по себе крайне сомнительно, это вовсе не значит, что в очередной раз он не встретит совершенно новый, ни на что не похожий, уникальный религиозный феномен. Если учесть, что наибольшее число социальных проблем связано именно с новыми религиозными движениями (не говоря уже о том, что «старые» религиозные движения со временем меняются, причем иногда до неузнаваемости), религиоведческая эрудиция вообще теряет свое значение.

Что же, религиоведческая экспертиза вообще не нужна? Ситуация вынуждает и на этот раз дать категоричный ответ: без таковой экспертизы власть и правосудие не смогут справиться с очень многими проблемами. Их представители, будь то законодатели, администрация, милиция, контрразведка, прокуратура, суд, в подавляющем большинстве случаев вообще не имеют представления, с кем и с чем они имеют дело. А ведь очень часто религиозные объединения являют собой массовые, экспансивные, хорошо организованные, мощные и разветвленные структуры со сложными и далеко идущими социальными программами. Кроме того, представителям власти зачастую приходится принимать силовые решения в столь деликатной и глубоко личной сфере, как религия. Здесь без специалистов никак не обойтись. И тот факт, что одной религиоведческой эрудиции в данном случае недостаточно, лишь говорит о назревшей необходимости разработать методику религиоведческой экспертизы.

Для начала определим, что есть религиоведческая экспертиза не с точки зрения закона, а, так сказать, изнутри. Религиоведческая экспертиза есть такая систематизация данных о той или иной религии, которая позволяет ответить на социально значимые вопросы. Именно эти вопросы, а не, например, исторические истоки особенностей тех или иных ритуалов, могут и должны интересовать власть и правосудие. Какие обязанности это налагает на экспертов-религиоведов?

Во-первых, эксперт должен добыть искомые данные. В ряде случаев заинтересованные представители государства и правопорядка могут помочь ему в этом, предоставить уже накопленные ими материалы. Однако всякий ученый должен относиться с осторожностью и соответствующей критичностью к тем данным, которые получены не им самим или не его коллегами, чья исследовательская добросовестность признана научным сообществом. Для религиоведа это значит, что, какими бы материалами не снабдили его заинтересованные лица и организации, он в любом случае обязан самолично ознакомиться с подлинными документами и практикой того или иного религиозного движения. В нынешней практике выводы так называемых «религиоведов» часто основываются на второисточниках, на источниках сомнительных и непроверенных либо вообще ни на чем не основываются, а являются лишь фантазией политических публицистов.

В некоторых случаях эксперт-религиовед может (а в некоторых и должен) привлечь для консультации коллегу, который специализируется именно по данному или по родственному течению. Поскольку религиовед ориентируется в своей науке, именно он может пригласить наилучшего специалиста в той или иной сфере. Хочу обратить внимание, что это касается именно этапа собирания данных, а не этапа их анализа, поскольку методикой такого анализа может владеть любой религиовед, и даже лучше, если применять ее будет исследователь, для которого анализируемый материал сравнительно нов.

Эксперт-религиовед имеет дело с двумя источниками информации – с документами (которые наличествуют далеко не всегда) и с верующими (в том числе бывшими). Из документов наибольшее значение имеют те, что признаны авторитетными (священными, боговдохновенными и т.п.), но нельзя пренебрегать и тем, что называется «человеческими документами», то есть дневниками верующих, перепиской и т.п. Из верующих наиболее ценными свидетелями являются лидеры общины, поскольку их суждения обладают соответствующим авторитетом для рядовых членов общины; что же касается последних, то в большинстве случаев целесообразно применять репрезентативный опрос. Стоит ли говорить, что к обоим источникам следует относиться критично.

Собирание данных о религии для ответов на социально значимые вопросы уже включает в себя момент систематизации, поскольку эксперт отбирает именно те материалы, которые позволят ему выполнить поставленную задачу. Например, проблемой первостепенной важности является, собственно, отграничение религиозных феноменов от нерелигиозных. Зачастую трудно отличить религиозную идеологию от политической, религиозные обряды от гражданских, религиозную общину от психотерапевтической группы или коммерческой организации. Здесь эксперт должен четко определить для себя, что есть религия. Однако на этот счет в современном религиоведении существует по меньшей мере несколько десятков только авторитетных версий. К счастью, чтобы решить эту проблему, нам нет необходимости делать выбор или фантазировать. Нам только нужно определить, чтo именно в религии интересует государство. Ответ очевиден: для власти и правосудия религия, прежде всего, есть некая система императивов социально значимого поведения. Чем эта система отличается, скажем, от права, ведь право также можно представить в качестве системы подобных императивов? Различие состоит в том, что императивы права всегда подкреплены силой государства или какой-либо иной корпорации, берущей на себя функции государства, тогда как императивы религии (которые, следует отметить, могут одновременно являться и императивами права) подкреплены чем-то другим. Но чем? – Верой в воздаяние со стороны высших сил мироздания.

Доктрина воздаяния включает в себя представление о высшей цели человеческой жизни, а также о том, как именно следует себя вести, чтобы достичь этой цели. Например, в буддизме высшей целью человеческой жизни провозглашается нирвана – полная свобода от любых желаний и привязанностей; достижение этой цели обусловлено принципом кармы, согласно которому некоторые усилия (правильные, праведные) ведут к желаемому результату, тогда как другие (неправильные, греховные) ведут к результату обратному.

Если право основывается на том, что человек предвидит те или иные наказания со стороны властей, то в религии человек верит, что то или иное его поведение повлечет то или иное воздаяние со стороны высших сил. Например, императив «не убий» может быть одновременно и правовым, и религиозным. В первом случае человек следует ему, поскольку остерегается наказания со стороны реальных земных властей, во втором – поскольку верит в соответствующее воздаяние со стороны высших сил мироздания, будь то Бог, боги, Небо, космический закон и т.п. И таковое воздаяние может быть осуществлено в этой жизни, в последующей, в загробной, в конце мировой истории и т.д.; оно может быть индивидуальным и коллективным, абсолютным (от вечной гибели до вечного блаженства) и относительным (подобным деятельности земных властей). Доктрина воздаяния наличествует в любой религии. Бывают религии, которые не имеют сформировавшегося культа (системы ритуалов), священного писания (например, в бесписьменных культурах), организованной общины, не включают в себя веры в сверхъестественное и т.д. Но нет религии без веры в воздаяние.

Итак, для религиоведческой экспертизы религия есть система социально значимых императивов, подкрепленная верой в воздание со стороны высших сил мироздания. Это определение не отрицает других, имеющихся в современной науке определений религии, оно лишь очерчивает поле исследований для экспертов-религиоведов. Следует также отметить, что система социально значимых императивов – это обязательно система, стремящаяся к определенности и непротиворечивости, поскольку человеку трудно было бы следовать неопределенным или противоречащим друг другу императивам. Поэтому любая религиозная этика, которая в разное время, особенно в начальный период своей эволюции, может включать в себя всевозможные, так сказать, посторонние нормы, развивается в направлении самоочищения и «вышелушивания» того «жесткого ядра» императивов, которое соответствует указанным двум требованиям и выводится непосредственно из религиозного учения.

Доктрина воздаяния далеко не всегда четко выражена в том или ином вероисповедании. Особенно это касается новых религий. В подобных случаях задача религиоведа – реконструировать данную доктрину, основываясь на анализе документов и опросе верующих, особенно лидеров общины. Здесь мы переходим ко второму этапу экспертизы – анализу полученных данных. Эксперт должен последовательно двигаться от более абстрактных и более специфических сфер познания к более конкретным и понятным для людей, непосредственно решающих практические вопросы.

При этом данные распределяются по следующим основным рубрикам:
1) вероучение и этика;
2) религиозная практика (система основных ритуалов и психофизическая техника);
3) социальная активность религиозного объединения (характер общины и способы ее формирования, прозелитическая деятельность, общественные идеалы и т.п.).

Вероучение и этика – это наиболее специфический и абстрактный предмет религиоведческой экспертизы. С другой стороны, он наиболее важен с точки зрения общественной значимости, поскольку чаще всего власти и правосудие интересуются именно тем, в чем состоит вера тех или иных лиц, чего они хотят, чего и по каким правилам добиваются. Все эти цели и принципы их достижения заложены в вероучении, обосновывающем определенную этику.

Мы привыкли к тому, что вероучение помещается в специальных религиозных документах, имеющих особый авторитет для верующих. Однако так бывает далеко не всегда. Факт существования религии в бесписьменных культурах говорит о том, что вероучение может вообще существовать вне каких бы то ни было писаний, а у новых религиозных движений, пользующихся письменностью, комплекс вероучительной литературы может еще не сложиться. Поэтому, даже анализируя существующие авторитетные документы той или иной религиозной группы, эксперт-религиовед должен прибегать к опросу представителей этой группы в целях разъяснения, уточнения или реконструкции различных положений вероучения.

В вероучении эксперт обязательно должен выявить следующие моменты:
1) представления о высших силах мироздания (о Боге или богах, демонах и проч., о космическом законе, борьбе сил добра и зла и т.п.);
2) представления о высшем назначении индивида, различных человеческих общностей, в том числе данной религиозной группы, человечества в целом (сюда включаются не только учения о высшей цели, но и доктрины избранничества, эгалитаризма и т.д.);
3) представления о судьбе индивида, различных человеческих общностей, в том числе данной религиозной группы, человечества в целом (сюда включаются учения о спасении и гибели, о начале и конце мировой истории, о соответствии поведения людей их назначению);
4) отношение к существующему миропорядку.

Когда выведена конечная цель и условия ее достижения, можно с достаточной строгостью вывести способ достижения цели, то есть этику религиозной группы. Здесь эксперту представляется возможность вывести первичные императивы, то есть императивы, находящие непосредственное обоснование в вероучении, и вторичные императивы, то есть императивы, зафиксированные в документах или засвидетельствованные верующими, однако не обоснованные с точки зрения вероучения. Как показывает история религий, именно первичные императивы обладают стабильностью, тогда как вторичные в большинстве случаев быстро теряют авторитет для верующих.

Выявив, так сказать, идеальную сторону религии, эксперт должен приступить к ее практической стороне, то есть к тому, как те или иные нормы и программы реализуются в жизни религиозной группы. Практическая сторона делится на специфически религиозную (культ и психотехника) и социальную.

В религии всякий ритуал имеет смысл в соответствии с вероучением. Это же касается и психофизической практики, под которой понимается система специальных психических и физических упражнений, имеющих целью преображение личности верующего также в соответствии с указанным смыслом. При этом одни и те же ритуалы и одни и те же приемы психофизической практики могут иметь совершенно разный смысл в разных религиях. Например, в последнее время часто говорят о внешнем сходстве некоторых моментов буддийской йоги и православного исихазма. Однако цели здесь совершенно различные – освобождение от страданий в первой и божественная («обоженая») полнота личности во втором.

Владея вероучительным ключом к ритуалам и психофизической практике, религиовед, тем не менее, в ряде случаев нуждается в сотрудничестве со специалистами из других областей – с медиками, психиатрами, психологами и искусствоведами.

Наконец, последняя сфера религиоведческого анализа – социальная сторона того или иного религиозного феномена. Главная трудность здесь – употребление неадекватных терминов. Поскольку религиозные группы сегодня часто оказываются в центре общественной борьбы, они становятся предметом рассуждений политических публицистов, которые в силу самого характера своей деятельности используют не научные категории, а яркие идеологические оценки. Между тем, даже если вы считаете ту или иную религиозную группу общественно опасной (что само по себе вполне возможно), то как бы вы ее не обзывали, это не поможет вам прояснить сущность данной группы, ее вероучение и практику, а значит, вы не сможете выработать эффективную программу контроля над подобной группой. Например, термин «деструктивный культ», мало того, что он сам своим происхождением обязан секте (в политическом смысле этого слова) демпрограмматоров, на самом деле вообще не может отражать сущность религиозных феноменов. Во-первых, истории и современности известны достаточно активные религиозные группы, которые отрицают какой бы то ни было культ. Во-вторых, установка на разрушение встречается в религиозной жизни чрезвычайно редко; напротив, наибольшая общественная опасность чаще всего связана именно с созидательной установкой, вопрос лишь в том, что именно созидается. В религиоведческой экспертизе лучше всего использовать признанные научным сообществом социологические термины (например, «маргинальная религиозная группа»), причем применимые не только для отдельных групп религий, но для религиозной жизни вообще. Скажем, категории «церковь» и «секта» применимы только к христианскому миру, но их уже нельзя применять к мусульманскому миру, к восточным и новым религиям.

Сбор и анализ данных о том или ином религиозном движении в ряде случаев внесудебной религиоведческой экспертизы могут увенчаться третьим этапом – выработкой рекомендаций. Этот этап, конечно же, определятся главным образом теми вопросами, которые задает эксперту заинтересованная организация. Однако здесь должна вступать в свои права этика эксперта-религиоведа. Нормы данной этики еще нуждаются в разработке, хотя один ее пункт очевиден: эксперт-религиовед ни в коем случае не может рекомендовать запрет или преследование той или иной группы, и не только потому, что это лишает исследователя материалов или попирает свободу совести, но и потому, что, как показывает многотысячелетняя история религий, религию упразднить нельзя, а подпольная религиозность только усиливает социально опасные потенции тех или иных религиозных групп. Если вы хотите ограничить или контролировать активность религиозной группы, кажущейся вам опасной, оставьте ее на поверхности общественной жизни, на свету общественного мнения и науки, поставьте ее на специальный учет и под особый надзор, изучайте ее и привлекайте для этого ученых-религиоведов.